Профессор Хосе Коэн: «Есть сложные случаи, нет невозможных»

Профессор Хосе Коэн — нейрохирург, специализируется на лечении заболеваний кровеносных сосудов шеи и мозга. Специализируется на лечении закупореных кровеносных сосудов шеи: стеноз сонных артерий, стеноз позвоночных артерий — одно из самых распространенных заболеваний в современном мире иодна из причин инсульта.

Профессор Коэн: «Я лечу пациентов с инсультом, пациентов, пострадавших от инсульта, пациентов со стенозом сонных артерий, которые нуждаются в лечении, пациентов с сосудистыми мальформациями, такими как церебральная аневризма, пороки развития коронарных артерий и пороками развития вен, дуральные фистулы. Все эти заболевания могут «внести свою лепту» как во взрослом возрасте, в молодом, так и у младенцев.

Мы лечим их с помощью шунтирования. Одна из уникальных вещей в «Хадассе» — сочетание шунтирования с хирургическим лечением. У нас отличные хирурги и специалисты по шунтированию. Я нейрохирург, занимающийся шунтированием. Практически мы отвечаем на все запросы, требующие шунтирования или операции или и то, и другое».

— То есть вы покрываете весь спектр эндоваскулярной нейрохирургии?

Абсолютно весь. Я уже 21 год в этой области медицины. В Израиле у нас нет конкурентов. Мы лечим сосудистые заболевания позвоночника и головного мозга, исправляем переломы костей позвоночника. При лечении этих заболеваний используем малоинвазивные методы, такие как вертебропластика и кифопластика.

— Как вы решили стать эндоваскулярным нейрохирургом? Что повлияло на ваше решение?

Во время прохождения специализации я видел смерти слишком многих людей с аневризмами сосуда головного мозга. Тогда пришло понимание, что хочу сосредоточиться на заболевании, в отношении которого я всегда думал, что должно быть лучшее решение, нежели открытая хирургическая операция.

Так получилось, что я рос в Буэнос-Айресе, где был очень маленький институт, ставший со временем самым большим в мире институтом по эндоваскулярному лечению. Я начал работать там на ранних этапах моей карьеры — в 1997 году, а в 2001 институт уже стал монстром с точки зрения количества различных процедур и методов лечения. Тогда же я приехал в Израиль, чтобы посетить «Хадассу», и остался здесь.

— Расскажите, пожалуйста, про инновации. Что делают в «Хадассе» и в Израиле, чего не делают в других местах?

Во всем, что касается эндоваскулярной области, нам очень повезло — в определенных направлениях нашей эндоваскулярной нейрохирургии мы были первыми в мире. Сегодня все говорят об инновационных методах лечения инсульта с помощью извлечения тромбов — посредством тромбэктомии. Если вы «погуглите», увидите, что первые в мире статьи по этим вопросам были написаны нами. Мы каким-то образом открыли дверь самому инновационному лечению острого инсульта, были одними из первых в мире, занимаясь исправлениями нарушений и повреждений кровеносных сосудов при болезни, которая называется «диссекция». Просто у нас есть доступ ко всем материалам и самым передовым технологиям в мире, что отличает Израиль от США, дает огромное преимущество.

— В чем состоит это отличие? Что это за преимущество?

Если кому-нибудь понадобится поехать на лечение в США, в процессе лечения врачи будут использовать только то оборудование, на которое были выданы определенные разрешения. Их получение занимает столько лет, что иногда технологии американских медицинских центров оказываются ограниченными, морально и физически устаревшими по сравнению с теми, которые мы используем сегодня. К тому же у нас есть гарантия Международной организации «Хадасса», поддерживающей приобретение любого оборудования, даже самого дорогого, для лечения всех вышеперечисленных заболеваний.

С одной стороны, мы имеем доступ к инновационным технологиям, с другой — никаких ограничений во всем, что связано с получением этих технологий. Тот, кому нужно все самое лучшее, получит самое лучшее. Это даже не обсуждается. Это то, чего в других местах получить не могут. Там финансовая сторона вопроса ограничивает больше, чем у нас. В «Хадассе» финансовый вопрос почти не является фактором. Часто я думаю, что многое из того, что мы сделали для пациентов общественных структур здравоохранения (как за счет пациентов, так и за счет этих структур), в плане цены даже не приближается к нескольким процентам расходов. Но никто вам не скажет об этом в укор.

Мы гарантируем высокий уровень экспертизы наших специалистов, самую передовую технологию и комплексный подход к лечению пациента, а не его заболевания. Это делает «Хадассу» самой лучшей университетской клиникой в Израиле.

— Самые передовые технологии внедряются в Израиле — в «Хадассе» — раньше, чем в США?!

Вне всяких сомнений. Нам нужны разрешения ЕС, мы не нуждаемся в разрешениях FDA — регуляторной системы США. Это лишь показывает, как это часто происходит в моей практике, что встречаясь с американскими экспертами или врачами, я слышу: «Мы завидуем, что у вас есть доступ к тем технологиям, к которым у нас нет». Это наши реалии.

— То есть «Хадасса» отвечает как американским, так и европейским стандартам в медицине?

Несомненно. «Хадасса» — это больница, которая функционирует как американская структура и организация, с европейскими регуляциями и фундаментом и ценностями, заложенными в иудаизме. Еврейская мораль, самая передовая технология в мире, администрация американской модели. По сути, мы — американская организация.

— Что вы относите к числу самых важных достижений, своих и своих коллег, в последние годы?

Простите, что снова отправляю вас «гуглить», но именно Google — свидетель в этом случае: вы найдете более 150 публикаций в ведущих медицинских журналах в мире, свидетельствующих о вкладе «Хадассы» в области лечения заболеваний кровеносных сосудов шеи, заболеваний мозга, аневризмы сосудов головного мозга, пороков развития сосудов. Этим славится «Хадасса».

— Может, вы вспомните случай или случаи, которые кажутся вам особенно важными с медицинской или человеческой точки зрения?

Их немало. Например, случай с беременной пациенткой с САК (субарахноидальным кровоизлиянием). Ее мужу сказали, что существует лишь мизерный шанс, что и мать, и плод выживут. Это случилось два месяца назад. Женщина прошла операцию на голове сразу после поступления в приемный покой, два шунтирования сосудов головного мозга.

Мы сохранили ребенка, которому уже исполнился месяц. Его мама в отличном состоянии. Это говорит о том, что есть сложные случаи, нет невозможных. Все зависит только от того, есть ли у вас все необходимые условия, чтобы сделать то, что считаете правильным. Некоторые больницы меньше готовы к сложным случаям. Случай, о котором я вам рассказал, — это ситуация с беременной женщиной. Здесь две проблемы: женщина и ребенок. Вопрос, которым вы задаетесь, пожертвовать ли ребенком ради жизни матери.

— Самая тяжелая дилемма.

С моей точки зрения никакой дилеммы нет. Мы обязаны спасти и мать, и ребенка. Только в кино показывают такой выбор. В реальной жизни вы обязаны спасти и мать, и ребенка — их жизнь равноценна. И нам это удалось. Посмотрите вниз (указывает на стену, покрытую фотографиями и благодарственными письмами), видите фотографию малышки? Мне прислали эту фотографию, когда девочке уже исполнилось 4 года. Это другой случай. Когда ее мама была беременна, врачи рекомендовали сделать аборт, так как беременность ставила под угрозу жизнь женщины.

По всей вероятности, девочка не так уж и угрожала жизни мамы. Мама в порядке, а девочке сегодня уже 12. Вы видите фотографии детей на стенах кабинета. Я разместил лишь малую часть — к сожалению, здесь больше нет места для фотографий. За каждой фотографией стоит история, за каждой историей — событие, оставившее сильное впечатление, за каждым событием — сложная операция и успех.

— А эти вот снимки — это то, чем вы занимаетесь сейчас или это архив?

Иногда я снова прохожусь по случаям из прошлого в целях исследования. Мы проводим многочисленные исследования. Эти снимки нужны, чтобы наблюдать пациента — что случилось с ним в 2006, в 2008.

— Кстати, что вы исследуете сегодня?

Мы изучаем заболевание, для которого пока нет эффективного лечения. Это внутрижелудочковое кровоизлияние. Внутри мозга существует нечто похожее на два бассейна, которые иногда переполняются кровью. Очень тяжело очистить желудочки от крови с помощью методов, существующих сегодня. Вместе с группой врачей мы пытаемся создать отличный от существующих метод лечения. Уже сотрудничаем с компанией, которая создаст прототип продукта. Возможно, это сработает. Мы пытаемся изменить естественный ход истории неизлечимого заболевания. От него погибают более чем в 70 % случаев.

— Вы успеваете наряду со всем этим готовить себе смену?

Я — профессор Еврейского Университета в Иерусалиме, и обязан преподавать на последних курсах медфака. Я не в ударе от преподавательской деятельности — иногда не хватает терпения, которым должен обладать хороший учитель. Но поскольку мы работаем на территории Еврейского Университета (одного из лучших в мире), наша прямая обязанность на благо будущих поколений — обучать смену. Нужно руководить студентами при написании дипломных работ, при подготовке к защите докторской диссертации, при их продвижении в различных исследованиях. Есть еще и формальное преподавание на пятом и шестом курсе медфака. Мы обязаны читать им лекции, наставлять в процессе исследований.

— Несколько месяцев назад мировые русскоязычные СМИ писали о семье, которая приехала в «Хадассу» с целью лечения маленькой девочки. Неожиданно у ее деда случился инсульт. Насколько я понимаю, это был довольно сложный случай.

Это странная история. Девочка прибыла для коррекции дефекта зрения. «Хадасса» известна как больница, в которой отделение офтальмологии считается одним из лучших в мире. Неудивительно, что иностранцы приезжают на лечение к нашим офтальмологам, как и к нейрохирургам.

Девочка приехала с мамой и с бабушкой, и в последний момент к ним присоединился дедушка. Эта история удивительна, потому что если бы дед не приехал к нам, а остался в своем родном городе, я уверен, что там бы он не выжил. По воле случая мужчина оказался в «Хадассе», когда у него развился массивный ишемический инсульт. У этого пациента налицо факторы риска из прошлого, среди которых: повышенное кровяное давление, повышенный холестерол, курение и пр. Он прибыл с тромбозом базилярной артерии.

Смертность в таких случаях высокая. 90% пациентов, страдающих от тромбоза основной артерии, умирают или остаются в вегетативном состоянии — а это равнозначно смерти. Я не знаком ни с одним пациентом с этим заболеванием, вернувшимся к нормальной жизни. Чисто случайно с дедушкой случилось то, что случилось, именно в нашем центре, где мы имеем двадцатилетний опыт, применимый к таким ситуациям. Нам удалось довольно быстро открыть и имплантировать определенные стенты в череп и в мозг. К нашему удивлению, состояние пациента настолько улучшилось, что мужчина вернулся к своему нормальному состоянию.

После моего объяснения семья поняла, что парадокс этой неприятной болезни заключается в том, что иногда во время пребывания за рубежом хорошо, что с человеком случается нечто плохое там, где могут решить проблему. По воле случая мужчина оказался здесь — в правильном месте, в правильное время, чтобы получить правильное лечение. Поэтому его жизнь была спасена. [По словам сотрудницы клиники, сопровождавшей пациента, выйдя из операционной, профессор Коэн сказал: «Я хочу увидеть это прекрасное создание, которое спасло дедушке жизнь».]

— Раз мы уже говорим об инсультах, есть что-нибудь новое в их лечении?

Море новостей. Новейшие формы медицинской визуализации посредством технологий КТ и МРТ. Мы используем современное программное обеспечение, которое позволяет выполнять лучшую селекцию пациентов, которым подходит шунтирование или другие определенные методы лечения.

— Мы говорим о персонализации методов лечения?

Не к каждому пациенту применяют одно и то же лечение. Мы решаем, кого лечить тем или иным способом, на основании технологий, которые имеются всего лишь у 20 медицинских центров в мире. Не в Израиле — в мире!

Еще одним новшеством можно назвать введение нового уровня «боевой» готовности в неврологическом отделении, что позволяет пациентам пройти диагностику и лечение в течение рекордного времени — почти 30 минут! Вы нигде в мире не увидите, что пациент, поступивший в приемный покой, в течение 30 минут пройдет КТ, иногда МРТ, и уже находится на шунтировании. Мы подтвердили наилучшие статистические показатели среди всех израильских больниц в отношении инсульт-менеджмента. Эффективность команды наших врачей и медперсонала исключительная.

Мы используем самые современные методики эндоваскулярного лечения и технологии шунтирования для лечения заболеваний кровеносных сосудов. Все вышеперечисленное стало возможным лишь благодаря заведующему подразделением инсультов в неврологическом отделении «Хадассы» профессору Рону Лекеру. Профессор Лекер координирует лечение инсультов, возглавляет команду из 6 ведущих специалистов и 12 молодых врачей в подразделении. У нас эффективно организована система, позволяющая пациенту пройти первичное лечение, последующую оценку его состояния, восстановление и выписку из больницы. Подобные системы организации лечения существуют лишь в очень развитых странах мира.

— И как вы справляетесь с такой нагрузкой?

Замечательно. Вот если бы вы задали мне этот же вопрос 4 года назад, я бы дал отрицательный ответ. Это прогресс. Не могу сказать, что всего мы добились с легкостью. Но у нас всегда была полная поддержка со стороны администрации «Хадассы». Это заняло время, но мы заручились поддержкой Минздрава, который особенно поощряет наши методы работы и лечения.

— И как он видит развитие эндоваскулярной нейрохирургии в ближайшем будущем — что научатся лечить из того, что сейчас не умеют?

Эта отрасль основывается на продвижении технологий. Поскольку технологии изменяются с такой головокружительной скоростью, я могу ожидать лишь упрощения методов лечения сложных заболеваний и даже увеличения показаний к лечению. Чем лучше результаты лечения, тем большему количеству людей можно их предложить.

Например, последняя пациентка, которую мы лечили полтора дня назад (кстати, женщина приехала из России), прибыла к нам после того, как у нее развился инсульт. Она почувствовала, что не может говорить, не может двигать правой рукой и ногой. Это не было бы так странно, если бы ей не было… 99(!) лет. Перед тем как мы решили выполнить шунтирование, у нас появилось минимальное возражение: почему нужно применять этот способ для столь пожилой женщины? Вопрос, которым мы задавались, была ли пациентка независимой, функционировала ли нормально и самостоятельно до инсульта? Некоторые люди в престарелом возрасте нормально функционируют самостоятельно и ведут нормальную жизнь. Это оказался именно тот случай. Если бы вы увидели ее сегодня, то увидели бы женщину абсолютно такой, какой она было до инсульта.

Но тот день должен был стать ее последним днем. А она живет в свое удовольствие, хочет есть шоколад. Если вы спросите ее сегодня, что случилось в тот день, она скажет, что даже не поняла.

— На сегодняшний день не существует возрастного ограничения для лечения пациентов? От младенцев и до престарелых людей?

Мы лечим младенцев в возрасте одного часа (с момента появления на свет) и всех остальных пациентов вплоть до 99-летнего возраста. В отношении самого пожилого пациента я бы не смог утверждать это еще два дня назад, потому что самому пожилому пациенту, которого я лечил два года назад, было 98 лет, но эта пациентка побила все рекорды. Шутки шутками, но когда мне придется лечить 100-летнего пациента, мы столкнемся с вопросом, делать шунтирование или нет.

— Пойдете на рекорд?

Однозначно.

— Какие рекомендации вы дали бы здоровым людям (здоровым лишь на первый взгляд, ведь мы все чем-нибудь больны), чтобы они не стали вашими пациентами?

Ответ на Ваш вопрос существует в нашей культуре уже сотни лет. В каждой религии, включая иудаизм, христианство и Ислам, подчеркивают, что чрезмерное употребление пищи — вредно. Всегда оставайтесь голодным. Мы живем в обществе, которое, как бы это ни было парадоксально, относится к голоду как к тяжелой болезни. Мы склонны есть не просто больше, чем необходимо, а намного больше. То есть мы — это то, что мы едим. Сегодня мы едим слишком много и поэтому склонны к ожирению.

У полных людей появляются заболевания, связанные с питанием и ожирением: повышенное кровяное давление, диабет, холестерол, курение. Мой посыл: чтобы вообще не попадать в больницу, нужно привести в норму кровяное давление, до показателей 120:80 или ниже того. Я гарантирую вам, что это «паспорт» на долгую жизнь. Второй момент — не курить. Если вы курите, то подвергаете себя более чем 25 различным онкологическим заболеваниям.

— Кстати — или нет. Вы упомянули рак. Вы ведь выполняете операции при онкологических заболеваниях?

Верно. Вот вам пример: одно из самых неприятных заболеваний в области офтальмологии называется «ретинобластома». Это одна из опухолей, которая вторгается в глаз. Один из новейших методов лечения ретинобластомы, заменяющий обычную химиотерапию через вену (которая негативно влияет на весь организм), — ввод препарата через артерию, часто очень маленькую, с помощью катетеров, маленьких трубочек, почти непосредственно в глаз. Это значит, что доза препарата намного меньше, но его концентрация выше, и клинические результаты намного лучше. Теперь у нас есть инструмент для онкологов, который позволяет не только остановить развитие заболевания, но и иногда заставить его отступить. Раньше этого не было.

— Ваших рук дело?

Да, и этим я занимаюсь. Ведь если пожар на кухне, зачем заливать водой весь дом? Нужно тушить кухню. Это и есть посыл новой методики. Зачем давать «химию», которая поражает печень, почки, сердце, мозг, вызывает рвоту, общие реакции, если я могу ввести ее 10 % дозу (в отличие от обычной) прямо в пораженный болезнью глаз? Жалко. Этим методом пользуются и мои коллеги — доктор Александр Климов и профессор Аллан Блюм, которые лечат онкологические заболевания печени.

Но, повторюсь, до недавнего времени у нас не было этой технологии — для этого нужны очень маленькие катетеры, технология медицинской визуализации, чтобы видеть, где расположилась опухоль, как к ней подступиться и пр.

Заполните форму и получите консультацию профессора Хосе Коэна!