Пластический хирург: дети — интереснее моделей

Профессор Александр Маргулис родился в Санкт-Петербурге в 1966 году. В 1977 году репатриировался в Израиль. Изучал медицину в хайфском «Технионе», ординатуру проходил в «Хадассе». Узкую специализацию в детской пластической хирургии приобрел в Чикаго после двух лет учебы. С 2003 года — ведущий специалист в области детской пластической хирургии.

Профессор Маргулис говорит и читает на русском языке, но не пишет на нем. «Когда ко мне обращаются на русском в письменной форме, я могу ответить на английском. Или написать на русском — латиницей», — говорит профессор Маргулис и улыбается. Его узкая специализация — детская пластическая хирургия: коррекция врожденных и приобретенных дефектов.

Но занимается врач и другими направлениями пластической хирургии: микрохирургия, хирургия кисти, реконструкция груди, восстановление после ожогов.

«Некоторые операции выполняю я, некоторые — другие врачи отделения. Но все это мы практикуем в «Хадассе».

Фактически, нет ни одной, пусть даже самой узкой специализации, которую «Хадасса» не может предложить пациентам.

В том числе и эстетическую хирургию: закрытие раны после иссечения кожи при хирургическом лечении рака кожи, восстановительные операции после лечения рака головы и шеи, реконструкция груди после рака молочной железы, удаление ожогов и восстановление после них.

Естественно, самый большой сегмент нашей работы — это детская пластика, лечение врожденных и приобретенных дефектов».

— Обычно слова «пластическая хирургия», «пластика» ассоциируются с фотомоделями, звездами телевидения, публичными личностями. Вам приходилось работать с ними?

Нет, я не такой человек. Каждый ребенок, которого я лечу, на мой взгляд, — звезда. Я выполняю весь спектр операций реконструктивной хирургии — как детские, так и взрослые, но в основном детские. Больше всего мне нравится восстанавливать лица. Лицо — самая видимая часть тела. Я делаю все операции с заячьей губой и волчьей пастью, реконструкцию ушей и носа, операции на гигантских невусах с применением экспандеров (расширителей) — не только на лице, но и на других частях тела, реконструктивные операции после ожогов. Практически нет такой детской операции, которую бы я не делал.

— Что повлияло на Ваше решение стать детским пластическим хирургом?

Один из самых, пожалуй, важных моментов в лечении детей: удовлетворение. Ребенок, родившийся с дефектом, попавший в аварию или получивший ожог, пережил серьезную травму. Конечно, после операций остаются шрамы, которые никогда не удалить, но мы можем вернуть детей к нормальному состоянию. Наша способность улучшить его жизнь — это и есть замечательный аспект детской пластической хирургии. Это превращает мою работу в сплошное удовольствие. Я очень люблю детей и думаю, что это взаимно. Моя специализация дает мне моральное удовлетворение и творческое самовыражение. Это не идет ни в какое сравнение с работой с моделями.

— Любую проблему в детской пластической хирургии Вы можете решить?

В моем отделении умеют делать весь спектр пластических операций для взрослых пациентов. Если мы говорим о микрохирургии, у нас есть два микрохирурга. Лично я этими операциями не занимаюсь. Если мы говорим о раке молочной железы, у нас существует подразделение, занимающееся реконструкцией груди, которым руководит доктор Нета Адлер. Подразделением микрохирургии кисти руководит доктор Кэрол Пидхорц. Мы сотрудничаем: если нужна помощь в какой-либо операции, они входят ко мне в операционную, или я иду помогать им.

— Скольких детей Вам довелось лечить за всю карьеру?

Я не считаю только детей, но если приблизительно посчитать число операций, выполненных мною за все эти годы, выходит более 8000. Из них не менее 70 % – 75 % — детские операции. В общей сложности я уже 20 лет занимаюсь пластической хирургией.

— Вы можете описать «географию» пациентов?

Разумеется, что за время работы в Чикаго в основном все пациенты были местными. По возвращению в Израиль в первое время моими маленькими пациентами были израильские дети. Со временем начали поступать дети из-за рубежа, в основном из Кипра и Иордании. Затем начали приезжать пациенты из Греции, России. Да и сейчас довольно большое количество детей приезжает из России, но и немало пациентов из всех бывших советских республик. Завтра, например, я буду оперировать девочку из Азербайджана.

— Какой случай из практики запомнился Вам больше всего?

Это случай Виолетты Крокус — маленькой девочки из Тюмени. В возрасте 4 лет девочка пострадала от нападения собаки, которая изуродовала ей лицо. Я лечу ее уже 4 или 5 лет, за это время сделав более 8 операций. Я думаю, что каждый раз как она приезжает, Виолетта выглядит все более нормальной. Если сравнить ее прежние фотографии с сегодняшним состоянием — этот случай невозможно не запомнить.

— Я видел фотографии и саму девочку. Беседовал с ее мамой. Несколько лет назад в интервью одному из российских телеканалов Анна Крокус, мама Виолетты, заявила: «Нам необходимо лечение на протяжении всей жизни. Мы все время будем наблюдаться. И инвалидность у нас, скорее всего, на всю жизнь. Очень всем благодарна, кто помогает в лечении ребенка». Действительно ли девочке придется лечиться на протяжении всей жизни? Она будет инвалидом всю свою жизнь?

Этот вопрос нужно задать адвокату. Я не знаю, как сегодня определяют инвалидность в России, как лечат инвалидов в России. Я думаю, что мы близки к исчерпанию всего медицинского потенциала лечения девочки. Мне осталось выполнить еще 2 – 3 операции. Шрамы, естественно, останутся на всю жизнь — и физические, и душевные. Что такое инвалидность, я не знаю. Есть люди с намного более крупными шрамами, которые выстраивают большую карьеру в журналистике, юриспруденции, медицине и в других сферах. Мы позаботимся о том, чтобы девочка могла жить нормальной жизнью, несмотря на шрамы. Она сможет развиваться, учиться, работать — делать все, что захочет.

— Есть шрамы, которые невозможно скрыть?

Душевные. Физические тоже невозможно, но можно сгладить их, сделать более аккуратными, менее грубыми. Невозможно удалить их полностью, но мы в тысячи раз улучшаем качество жизни детей. Шрамы всегда остаются. После всех операций, в том числе и после моих. Но вот сделать их незаметными — это задача хирурга, с которой я справляюсь.

— Людям с душевными и физическими шрамами приходится преодолевать психологический барьер. Вам доводилось оказывать помощь, давать советы пациентам в подобных ситуациях?

Обычно я не даю советы психолога. Тот, кому нужен психолог, должен обратиться именно к нему. Но я сталкивался с разными ситуациями, в которых пациентам приходилось преодолевать психологический барьер. Я видел людей с большими и грубыми шрамами, которые сумели преодолеть все и стремительно неслись вперед по жизни, но видел и людей с маленьким шрамом, который разрушил их жизнь. Даже таким, который едва ли увидишь с помощью очков. Каждый человек относится по-своему к этому вопросу. Некоторым необходима профессиональная помощь в преодолении психологического барьера.

— В «Хадассе» оказывают такую помощь?

В психиатрическом отделении «Хадассы» сотрудничает немало психологов, которые с радостью окажут профессиональную помощь.

— Почему, на Ваш взгляд, пациентам стоит приехать именно в «Хадассу» для пластических операций?

Есть особенные уникальные вещи, которые мы выполняем в «Хадассе», и немногие медицинские центры в мире делают их. По большей части, такие случаи, как гигантские невусы, реконструкция носа или уха. Это хорошо делают в США, но очень сложно найти какой-нибудь центр в Европе, который справится с задачей. Я уже не говорю об Израиле. Но есть и другие операции, например, реконструкция груди, которые делают хорошо и даже отлично и в других местах. Так что каждый случай нужно рассматривать в индивидуальном порядке.

Я думаю, что «Хадасса» держит очень высокую планку как в плане качества пластической хирургии, так и в плане цен (наши цены существенно ниже американских). Так что, я считаю, что «Хадасса» — привлекательная клиника. В том числе и потому, что человеческое тепло, которое наши пациенты получают в «Хадассе», намного теплее, чем в Германии и в других местах. У нас его намного больше.

— Вы говорили о сотрудничестве с врачами из Вашего отделения. Это важно, когда речь идет о сложных ситуациях.

Вы никогда не почувствуете себя беспомощным в «Хадассе». Например, пациент с ожогами, которому необходимо восстановить не только лицо, но и ладонь, кисть. К распоряжению пациента, как и оперирующего врача, всегда находится весь спектр специалистов пластической хирургии. И если этому же пациенту необходим микрохирург, и этот специалист присоединится к команде оперирующих врачей.

«Хадасса» всегда готова предоставить весь арсенал методов лечения, всю обойму первоклассных специалистов. Ситуация в большинстве отделений пластической хирургии израильских больниц такова, что некоторые виды услуг они могут предоставить, другие — нет. Я думаю, что только в нашем отделении и в отделении еще одной израильской больницы есть весь комплекс услуг пластической хирургии. И это здорово, это просто фантастика.

Заполните форму и получите консультацию профессора АлександраМаргулиса!