Метод Юткина

«Хадасса» — единственный медицинский центр в Израиле, где проводится роботизированная частичная нефрэктомия (Partial Nephrectomy, резекция почки), построенная на трехмерной реконструкции почки.

Эту уникальную операцию проводят всего несколько медицинских центров в мире. В Израиле — только доктор Владимир Юткин в МЦ «Хадасса». Владимир приехал в Израиль 26 лет назад, где и решил стать врачом. Больше других дисциплин на медфаке Еврейского Университета в Иерусалиме ему понравилась урология.

— Почему именно урология?

Выбрал на шестом курсе. Я, честно говоря, не думал об урологии вначале, думал о хирургии в общем. Сомневался между ортопедией, общей хирургией и гинекологией. И была такая ротация на шестом курсе в течение двух недель. Я пошел и выбрал урологию. Она мне понравилась.

— Вы лечите все мужские заболевания?

Моя узкая специализация — урологическая онкология, то есть не только мужские, но и женские патологии, ведь почки есть у всех, как и мочевой пузырь. Кроме того, я занимаюсь общей урологией.

— У Вас большой список специализаций, как и у всех врачей «Хадассы». В чем Ваша «фишка»?

Моя «фишка» — онкология, роботика, лапароскопия и все, что с этим связано.

— «Да Винчи»?

В моей работе есть только один робот. Я оперирую с помощью робота «Да Винчи».

— Вы единственный в Израиле специалист, который выполняет частичную нефрэктомию (резекцию почки) по инновационной селективной схеме.

Когда есть опухоль в почке, чтобы удалить только атипичные ткани, а не саму почку, мы всегда закрываем главную артерию почки, вырезаем опухоль и зашиваем: все это время почка находится без кровоснабжения.

Орган без кровоснабжения может «потерпеть поражение». У почки это происходит через 25 – 30 минут, то есть если мы закрываем артерию больше чем на 30 минут, то начинаются необратимые изменения в почке, и в принципе нет смысла ее оставлять.

Поэтому все нужно делать или быстро, или использовать специальные техники, которые позволяют удалить новообразование без повреждения почки. Я нахожу именно те артерии, которые ведут к опухоли, выделяю и только их перекрываю. Вся остальная почка продолжает получать нормальное кровоснабжение, и тогда я не так тороплюсь. Ведь без кровоснабжения остается только та область почки, в которой находится неоплазия.

— То есть раньше почку не спасали?

Раньше спасали почку, просто делали это, и до сих пор делают, но не с помощью робота. В Иерусалиме только я один делаю эти операции с помощью «Да Винчи». И тут речь идет не об оборудовании, а об операции по инновационной селективной схеме.

— Сколько операций с помощью «Да Винчи» Вы сделали?

Сотни две-три точно. Из них сотни две на простате и сотню на почке. Потом уже перестал считать.

— Впечатляет. Существуют ли еще какие-нибудь уникальные технологии, кроме «Да Винчи», позволяющие выполнять Вашу работу?

На почках я оперирую с помощью «Да Винчи» или с помощью обыкновенной лапароскопии, рак простаты я удаляю «Да Винчи», рак мочевого пузыря — с помощью обыкновенной технологии — нет ничего уникального — так во всем мире делают. В принципе то, что я делаю в «Хадассе», в мире Вы ничего лучше не найдете. Мы делаем все по последнему слову науки и техники — используем те же технологии, что и в Европе, и в Штатах. Только у нас единственный в Израиле лазер, используемый для лечения доброкачественной болезни простаты. Он называется Thulium. То есть используя такие же технологии и оборудование, как и во всем мире, я делаю уникальные операции.

— Я знаю, что Вы не только практик, но и теоретик, исследователь…

На данный момент я занимаюсь исследованием рака мочевого пузыря. Мы уже запатентовали препарат иммунотерапии — определенное вещество, которое должно предотвращать и лечить рак поверхности мочевого пузыря. Разработка пока на стадии мышей.

— И как мыши себя чувствуют?

Прекрасно. Выздоравливает 95 % мышей.

— Где-нибудь еще проводятся подобные исследования?

Нет. Это наше открытие, и только я этим занимаюсь. Мы даже еще не опубликовали это исследование. Просто нашли это вещество и им пользуемся, никому пока не рассказали. Уже зарегистрировали патент на это изобретение. Другие ученые ищут другие вещества. То есть многие занимаются этой проблемой, но именно это вещество открыли мы, только здесь, в «Хадассе». Я, пока исследование проводится на мышах, никому не рассказываю.Я надеюсь, в будущем апробация будет на людях.

— Если Вы успешно лечите онкологические заболевания, то наверняка сотрудничаете с онкологами.

У нас это называется мультидисциплинарным лечением. Урологическую онкологию, как и любые другие онкозаболевания, хирургическую онкологию, общую хирургию, нейрохирургию, гинекологическую онкологию — это всегда лечат вместе хирурги и онкологи. То есть больные находятся под наблюдением хирургов и онкологов одновременно — такое лечение лучше всего. Так это работает во всем продвинутом мире. Сложных больных мы всегда обсуждаем на консилиуме, который проводим как минимум раз в неделю при участии онколога и нашего представителя, где обсуждаем, что делать с пациентами.

Разумеется, простые случаи не обсуждаются. В сложных случаях всегда решение принимается коллективно: обсуждаем с онкологами и решаем, как лечить пациента, в какой последовательности — сначала его лечат онкологи или мы, сначала делаем облучение или используем химиотерапию, или же сначала оперируем.

— Когда больной излечивается, кому достаются лавры?

Мы не за лавры работаем, а для больных. И мы, и онкологи следят за пациентами — в зависимости от того, кто должен следить за ними. Лавры тут никто никогда не просит. Если основным лечением была операция, обычно мы следим за пациентом. Если основной причиной лечения была онкология — за ним следят онкологи. Обычно — и те, и другие.

Если у пациента онкологическое заболевание, а мы посовещались и решили, что будем делать только операцию, то онкологам нечего следить за пациентом. Только мы наблюдаем за ним. Если было решено не оперировать, а сделать облучение, разумеется, следить за пациентом будет тот, кто его облучал. Но все решения мы принимаем вместе.

— В Вашем резюме я нашел такой момент, который мне непонятен: «малоинвазивное лечение рака простаты с помощью ультразвука». Можете объяснить?

В Израиле этот метод под названием Sonacare не практикуется. Это принято в Европе, в Штатах не разрешено. В Израиле этим методом пользовались лет 10 назад, и само оборудование уже давно не существует. То есть когда я стажировался и учился, практиковал это лечение, но в принципе здесь его негде применять. Сегодня этот метод не используют. Не доказано, что он лучше других видов лечения (облучения и операции). То есть операция лучше. Поэтому ни в Израиле, ни в Штатах, даже в Канаде этот метод не актуален. Тем не менее, в европейских странах таких, как Англия и Франция, его применяют.

— Когда люди выбирают, куда ехать лечиться, то всегда сравнивают страны по разным параметрам, в том числе и по развитости медицины, технологиям, методикам…

Не думаю, что в мире существует технология, которой нет в Израиле и которая действительно помогает пациентам в процессе лечения. Существуют различные интересные новшества, в отношении которых не доказано, что они кому-то как-то помогают. Поэтому их, скорее всего, не будет в Израиле или, если и будут, они не входят в «корзину» Минздрава. Как только доказано, что то или иное средство помогает, оно сразу практикуется в Израиле, иначе и быть не может. Это верно и в отношении лекарств, и в отношении технологий, методов и пр.

— Вы не могли бы немного подробнее рассказать об арсенале Ваших методик?

Я пользуюсь лапароскопией, роботом «Да Винчи», лазером для простатэктомии (удалении всей или части предстательной железы), эндоскопическая простатэктомия и удаление рака мочевого пузыря — тоже с помощью эндоскопии. Это все инвазивные технологии.

Роботика — это усовершенствованная лапароскопия. Собственно, сегодняшняя лапароскопия — это лапароскопические операции с помощью роботов. Все, что больной видит после операции, — разрезы размером от полсантиметра до сантиметра на передней брюшной стенке или сбоку. Так мы получаем доступ к внутренним органам. В нашем случае это почки, или мочевой пузырь, или мочеточник — и оперируем на них.

Преимущество робота в том, что он более точный, позволяет выполнять более сложные операции — то, что раньше мы не могли сделать с помощью обыкновенной лапароскопии, сегодня делаем с помощью робота. Разумеется, это гораздо лучше для пациентов: удаляем гораздо большие опухоли, сохраняя почки, которые продолжают функционировать.

В случаях рака простаты мы удаляем простату роботом — это опять же минимально инвазивная операция. Разрезы размером с сантиметр или меньше. Через 48 часов после операции — и по удалению опухоли простаты, и опухоли в почке — пациент возвращается домой. Если бы, как это было в прошлом, делали большую открытую операцию, люди проводили бы как минимум неделю в отделении. С болями. Сейчас уже через сутки у них нет болей.

Пациенты проводят еще одну ночь в отделении — все это и есть суть малоинвазивных операций. Несмотря на то, что внутри организма пациента проводилась большая и сложная операция, снаружи это выглядит как минимальная операция, и больной не страдает от болей, и через двое суток может вернуться к нормальной жизни.

— Бывает так, что операция прошла успешно, а метастазы остались?

Бывает, что приходит человек с опухолью в почке. Как нашли опухоль в почке? У него болела спина или были камни в желчном пузыре, ему сделали УЗИ и, случайно посмотрев на почку, нашли на ней опухоль. И опухоль эта на тот момент уже была размером 5 – 6 сантиметров. Абсолютно случайно нашли.

Вы делаете все возможные анализы и не видите метастазов. Но то, что вы их не видите, не значит, что их нет. У всех анализов, у всех технологий есть какие-либо ограничения в плане чувствительности. На CT (КТ) невозможно увидеть метастазы, когда они меньше 2 – 3 миллиметров. Этот снимок будет выглядеть абсолютно нормальным. Вы думаете, что нет метастазов, а там будет, допустим, 10 клеток. Один микронный метастаз, который через полгода вырастет до 5 сантиметров. Это не ошибка.

Как говорится, все от Бога. К сожалению, медицина не все может излечить, не бывает 100 % успеха. Вы делаете как можно быстрее, как можно лучше. Мы делаем все, что от нас зависит. Но, к сожалению, не все зависит от нас.

— Почему Вы выбрали «Хадассу»?

Я здесь учился, жил в Иерусалиме, стажировался. Как говорят, от добра добра не ищут. Самый лучший факультет медицины находится в «Хадассе». В «Хадассе» мы лечим пациентов 24 часа в сутки в отличие от большинства больниц, в которых через два часа после операции вы не найдете ни одного врача. Мы продолжаем лечить, продолжаем оперировать. У меня сейчас должен быть срочный больной, которого я должен оперировать (15:00) сегодня вечером. При этом я даже не дежурный по отделению сегодня. Мы работаем всегда, даже если это не частная практика. У нас замечательные возможности, чтобы заниматься исследованиями, наукой. В большинстве других израильских больниц это не так уж и просто. В соседней больнице «Шаарей-Цедек» таких возможностей практически нет.

В «Хадассе» хорошие и приятные люди, которые мне нравятся. И вообще, Иерусалим — это самый лучший и самый красивый город.

Заполните форму и получите консультацию доктораВладимира Юткина!